Рассказы

Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и
возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий
штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или
составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.
- А далеко до моста?- спросил Факуэр.
- Миль тридцать.
- А наш берег охраняется?
- Только сторожевой пост на линии, в полмили от реки, да часовой на
мосту.
- А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский,
проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, - с улыбкой
сказал Факуэр, - что мог бы он сделать?
Солдат задумался.
- Я был там с месяц назад, - ответил он, - и помню, что во время
зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь
бревна высохли и вспыхнут, как пакля.
Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво
поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело,
он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик
федеральных войск.


3



Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно
мертвый. Очнулся он - через тысячелетие, казалось ему, - от острой боли в
сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные,
резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они
мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой
частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до
нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного
прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его
существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было
пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции,
превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно
гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со
страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел
кверху; уши ему наполнил неистовый рев, наступили холод и мрак. Мозг снова
заработал; он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду. Но он не
захлебнулся; петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие.
Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? Он открыл глаза
в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо
далеко! По-видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и
слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал
больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с
сожалением, ибо теперь ему было хорошо". Быть повешенным и утопленным, -
подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным.